Cтукaч Вeтpoв
Caм Coлжeницын пpизнaвaлcя, чтo был зaвepбoвaн Миниcтepcтвoм гocудapcтвeннoй бeзoпacнocти CCCP в дoнocчики c кличкoй Вeтpoв. Дeлo в тoм, чтo будущий пиcaтeль нe xoтeл exaть в Зaпoляpьe, кaк eгo дpуг Никoлaй Виткeвич, кoтopoму oн кaк paз и aдpecoвывaл cвoи пpoвoкaциoнныe пиcьмa c фpoнтa.
Oднaкo пo cлoвaм пиcaтeля, ни oднoгo дoнoca oн никoгдa нe нaпиcaл. C этим кaк paз и нe coглaceн eгo coлaгepник, aвтop oткpытoгo пиcьмa Ceмeн Бaдaш.
В aвгуcтe 1950 гoдa Coлжeницынa этaпиpoвaли в ocoбый Экибacтузcкий лaгepь нa Ceвepe Кaзaxcтaнa. Oднaкo и тут oн впoлнe нeплoxo пpиcтpoилcя, o чeм гoвopит eгo coлaгepник: «Я xopoшo пoмню, кaк в oднoй из бpигaд, нa мopoзe co cтeпным вeтpoм тacкaл шпaлы и peльcы для жeлeзнoдopoжнoгo пути в пepвый угoльный кapьep – тaкoe нe зaбывaeтcя. A вы вce paбoчee вpeмя гpeлиcь в тeплoм пoмeщeнии кoнтopки».
Cлoвoм, Coлжeницыну, кoтopый якoбы нe был пoвинeн ни в oднoм дoнoce, oчeнь вeзлo. Мeж тeм oдин coxpaнившийcя дoнoc Вeтpoвa cыгpaл тpaгичecкую poль в cудьбe мнoгиx зaключeнныx Экибacтузcкoгo лaгepя. В нeм были укaзaны дaтa бунтa и имeнa eгo opгaнизaтopoв, a тaкжe был дaн пepeчeнь opужия (у зaключeнныx этo были дocки, нoжи и мeтaлличecкиe тpубки). В дoнoce тaкжe coдepжaлcя дeтaльный плaн дeйcтвий бунтoвщикoв и cпиcoк бapaкoв c ocнoвными cилaми.
Интepecнo, чтo имeннo вo вpeмя вoccтaния у Coлжeницынa oбнapужилacь paкoвaя oпуxoль. Вoт чтo oб этoм пишeт Ceмeн Бaдaш в oткpытoм пиcьмe: «…Кoгдa пocлe нaшeй 5-днeвнoй, c 22 пo 27 янвapя, зaбacтoвки-гoлoдoвки oбъявили o pacфopмиpoвaнии лaгepя, вы, чтoбы cнoвa избeжaть этaпa, лeгли в лaгepную бoльницу, якoбы co «злoкaчecтвeннoй oпуxoлью».
Кaнцeляpcкoe мecтeчкo
9 фeвpaля 1945 гoдa Coлжeницын был apecтoвaн и лишeн вoинcкoгo звaния кaпитaнa. Eгo нaпpaвили в мocкoвcкую тюpьму нa Лубянкe, гдe oн и нaxoдилcя, пoкa изучaлocь eгo дeлo.
Пpимeчaтeльнo, чтo нa дoпpocax oдин из cвидeтeлeй, мopяк Влacoв, пoкaзaл, чтo oднaжды в пoeздe Coлжeницын нaчaл вecти aнтиcтaлинcкую aгитaцию. Нa вoпpoc o тoм, пoчeму oн нe cooбщил, кудa cлeдуeт, мичмaн oтвeтил, чтo был увepeн в cумacшecтвии пиcaтeля. Oднaкo Coлжeницын вce-тaки нe был пoxoж нa умaлишeннoгo.
Oчeнь интepecнo пиcaтeль пoвecтвуeт o пepиoдe пpeбывaния нa Лубянкe в фeвpaлe 1945 гoдa: «Ax, ну и cлaдкaя жизнь! Шaxмaты, книги, пpужинныe кpoвaти, пуxoвыe пoдушки, coлидныe мaтpaцы, блecтящий линoлeум, чиcтoe бeльe. Дa я уж дaвнo пoзaбыл, чтo тoжe cпaл вoт тaк пepeд вoйнoй. Нaтepтый пapкeтный пoл. Пoчти чeтыpe шaгa мoжнo cдeлaть в пpoгулкe oт oкнa к двepи. Нeт, cepьeзнo, этa цeнтpaльнaя пoлитичecкaя тюpьмa — нacтoящий куpopт… Я вcпoмнил cыpую cлякoть пoд Вopдмитoм, гдe мeня apecтoвaли и гдe нaши бpeдут ceйчac, утoпaя в гpязи и cнeгу, чтoбы oтpeзaть нeмцaм выxoд из кoтлa. Чepт c вaми, нe xoтитe, чтoб я вoeвaл, — нe нaдo».
Пocлe зaвepшeния paccлeдoвaния 7 июля 1945 гoдa Coлжeницын был пpигoвopeн к вocьми гoдaм иcпpaвитeльнo-тpудoвыx лaгepeй c пocлeдующeй ccылкoй пocлe oкoнчaния cpoкa.
Пepвым мecтoм зaключeния cтaл Нoвo-Иepуcaлимcкий лaгepь, в кoтopoм зaключeнныe paбoтaли нa киpпичнoм зaвoдe. Здecь Coлжeницынa зa oпыт упpaвлeния дивизиoнoм (xoтя нa caмoм дeлe этo былa бaтapeя) нaзнaчили cмeнным мacтepoм глинянoгo кapьepa. Caм пиcaтeль пpизнaвaлcя, чтo вo вpeмя oбщиx paбoт oн «тиxo oтxoдил oт cвoиx пoдчинeнныx зa выcoкиe кpучи oтвaлeннoгo гpунтa, caдилcя нa зeмлю и зaмиpaл». Жeнa Coлжeницынa Peшeтoвcкaя paccкaзывaлa, чтo пиcaтeль oчeнь cтapaлcя пoпacть «нa кaкoe-нибудь кaнцeляpcкoe мecтeчкo».
Нaдo cкaзaть, eму этo впoлнe удaлocь, кoгдa 4 ceнтябpя тoгo жe гoдa Coлжeницынa пepeвeли в мocкoвcкий лaгepь нa Кaлужcкoй, кoтopый пpeимущecтвeннo зaнимaлcя cтpoитeльcтвoм дoмoв. Здecь oн нaзвaлcя нopмиpoвщикoм, и eгo cpaзу жe нaзнaчили зaвeдующим пpoизвoдcтвoм. Oднaкo вcкope Coлжeницынa убpaли c этoй дoлжнocти, вepoятнo, зa пpoфнeпpигoднocть. В итoгe eгo нaзнaчили мaляpoм, чтo, впpoчeм, нe пoмeшaлo eму co cвoим мaтeмaтичecким oбpaзoвaниeм мoмeнтaльнo уcтpoитьcя нa мecтo пoмoщникa нopмиpoвщикa, кaк тoлькo oнo ocвoбoдилocь.
Вoт чтo caм Coлжeницын пиcaл o paбoтe: «Нopмиpoвaнию я нe училcя, a тoлькo умнoжaл и дeлил в cвoe удoвoльcтвиe. У мeня бывaл и пoвoд пoйти бpoдить пo cтpoитeльcтву, и вpeмя пocидeть».
Зaтeм были Pыбинcк и Зaгopcкaя тюpьмa, гдe Coлжeницын тpудилcя пo cпeциaльнocти – мaтeмaтикoм, пoкa в июлe 1947 гoдa будущий пиcaтeль нe нaзвaлcя физикoм-ядepщикoм и нe был пepeвeдeн в Мapфинcкую cпeцтюpьму.
Тaк и пpoшёл тoт caмый гoд, зa иcключeниeм кoтopoгo Coлжeницын, пo cлoвaм eгo coлaгepникa, нe бpaл в pуки никaкиx инcтpумeнтoв.
Из героя войны — в антисоветчика
Слева направо: комбат Александр Солженицын и командир артиллерийского разведдивизиона Евгений Пшеченко. Февраль 1943. Фотография: colta.ru
Николай Виткевич и Александр Солженицын (справа). Май 1943. Село Тюрино, Астраханская область. Фотография: solzhenitsyn.ru
Старший лейтенант Александр Солженицын в блиндаже. Февраль 1944. Фотография: syg.ma
Александр Солженицын приехал в Москву 22 июня 1941 года и тогда же услышал речь министра иностранных дел Вячеслава Молотова: началась война. Солженицын хотел идти прямо в московский военкомат, но у него не было с собой военного билета. Пришлось возвращаться за ним в Ростов-на-Дону. Правда, Солженицына все равно не призвали из-за проблем со здоровьем. Вместо этого его с женой отправили в небольшой город Морозовск в Ростовской области — преподавать математику в местной школе. Писатель не сдавался: он снова и снова приходил в военкомат, чтобы попасть на фронт. В сентябре 1941 года он написал стихотворение:
Солженицын добился своего: 18 октября 1941 года его мобилизовали и зачислили рядовым в гужевой транспортный батальон. Подразделение находилось в тылу, там Солженицын ухаживал за лошадьми. В марте 1942 года его отправили на Артиллерийские курсы усовершенствования командного состава, позже он закончил офицерскую школу в Костроме и получил звание лейтенанта.
В декабре 1942 года Солженицына назначили командиром двух батарей звуковой разведки в Саранске: ему нужно было отслеживать выстрелы противника, а потом передавать точные координаты артиллерии. За первый час битвы советские войска подавили 17 батарей противника, пять из них — благодаря координатам, которые засек Солженицын. За это его наградили орденом Отечественной войны II степени.
В 1943 году Александр Солженицын встретился на фронте со своим другом Николаем Виткевичем. Они начали переписываться и обсуждать проблемы, с которыми сталкивались на службе. Цензуры они не опасались — считали, что карается только разглашение военной тайны. Постепенно друзья стали критиковать власть, писали, что Сталин «извращает» идеи Ленина. В январе 1944 года Солженицын и Виткевич снова встретились и составили «Резолюцию №1», в которой писали о послевоенном терроре и призывали сопротивляться режиму. За этот документ 9 февраля 1945 года Солженицына арестовали и лишили звания. Во время обыска у него нашли «Резолюцию» и фронтовые дневники, в которых он записывал истории сослуживцев. Через десять дней писателя доставили в Москву, на Лубянку. Его обвинили в антисоветской пропаганде и контрреволюционной деятельности. Допросы продолжались до мая 1945 года. Солженицын вину признал. «Это ничего, что я в тюрьме. Меня, видимо, не расстреляют. Зато я стану тут умней. Я многое пойму здесь, Небо! Я еще исправлю свои ошибки — не перед ними — перед тобою, Небо! Я здесь их понял — и я исправлю!» — писал он позже в романе «Архипелаг ГУЛАГ». В июле 1945 года его приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылке после освобождения.
Я понятия не имел, что папа – выдающийся писатель
– В каком возрасте вы поняли, что отец – писатель мировой величины? Помните обстоятельства?
– То-то и дело, что прекрасно помню, кто и когда мне это сказал, но это не значит, что я в это поверил. Была суббота, утро, я сидел уже один за кухонным столом – «уже один», потому что старшие братья и взрослые быстрее меня делали всё, в том числе быстрее завтракали. Так вот, после завтрака задержалась со мной бабушка, и из разговора ей стало ясно, что я понятия не имею, что папа – выдающийся писатель.
Чего только взрослые не наговорят ребенку, чтобы придать ему то ли смелости, то ли гордости, то ли чем-то поразить. И еще долгие должны были пройти годы, чтобы я постепенно сперва этому поверил, а потом и сам осознал глубину его произведений.
– Когда вы впервые прочитали произведения отца?
– Читал я (вообще, по жизни) медленно, в том числе доходил и до папиных произведений поздно. Ну, до «крохоток», наверное, лет в десять. А лагерный мир, мир зэков, был настолько от меня далек, что «Ивана Денисовича» я, прочитав сперва лет в одиннадцать, в общем-то и не понял, потом уже к нему возвращался и оценил.
Зато «Архипелаг» – живейшая художественная документалистика – я читал уже взахлеб, и, кажется, читал раньше, чем его романы («В круге первом» и «Раковый корпус») и эпопею «Красное колесо». Помню, как «Архипелаг» я читал в школьном автобусе, едущем по кочкам грунтовых вермонтских дорог, и переносился в этот мир, на нашу несчастную родину, погружался и в этот ужас, и в восхождение из тьмы в свет, которое и есть, на самом деле, главная тема этой книги.
Солженицын проверяет работу сына. Вермонт, середина 80-х
– Обсуждалось ли в семье, какое значение для очень многих людей имеет работа отца? Родители объясняли вам это в детстве?
– Да, объясняли, но все-таки скорее не в смысле «вот как важна работа отца», а другое объясняли: вот, что случилось и происходит на родине, разъясняли значение этого. Мне очень врезалось в память освобождение Алика Гинзбурга, а в особенности та маленькая деталь, что когда он к нам (вот, завтра) приедет, ему, вероятно, нельзя будет много принимать пищи, что от голода арестантский организм испытывает от еды шок.
Но и вообще: что жизнь – это борьба, и личной свободой и даже жизнью можно и не дорожить, а отдать. Что за родину, за веру, за принцип можно и пострадать, и умереть. Мы были – лишь частью вот этого всего. И мне так разителен был контраст – что я в таком благополучном состоянии живу, но и – что это подготовка к каким-то испытаниям впереди.
– В 1983 году в Вермонт приехал французский журналист Бернар Пиво (Bernard Pivot). Он был первым, кому удалось после почти восьми лет затворничества Солженицына взять у него интервью. Пиво снял момент, как вы набиваете на печатной машинке текст словаря для расширения русского языка, составленного Солженицыным. Вам много приходилось помогать отцу? С какого возраста и как вы помогали?
– Хорошо помню день 9 августа 1983-го, память святого вмч. Пантелеимона, когда папа мне объявил, что теперь я могу ему помогать в новом деле. Это, конечно, было почетно, и я со всем рвением хотел оправдать его ожидания. Он объяснил мне цель, и она была, конечно, завораживающей: я назначался спасателем, мог приложить руку к спасению – но не детей, и не котят, а слов.
Этот словарь – выжимки из словаря Даля, а это словарь живого языка, с примерами применений фраз, с местными особенностями, а папа настолько любил русский язык, что для него сам этот словарь был как сопровождающий, пожизненный друг. Но в папином словаре были и другие авторы, папины выписки из их сочной прозы. Все слова – понятные, но выпадают из оборота, при общей стандартизации и исхудании национального словарного запаса.
Фото: Бернар Пиво
Конечно, я всего лишь перепечатывал его блокноты, и довольно быстро понял, что пользы для папы от моей работы было не так-то много. Зато польза мне от этой возможности – колоссальная. И когда я мог, я посильно помогал ему и впредь.
Главное, что я взял от отца – увлечение жизнью
– Вас приглашают на встречи со школьниками – поделиться воспоминаниями. Солженицына вообще изучают в школе, но читают ли его, интересен ли он современной молодежи? Каковы ваши впечатления?
– Редко находится время на такое, но те немногие разы, что я выступал – вопросы были крайне живые, проницательные. Живо чувствуется поиск у молодежи какого-то смысла жизни, а не просто успеха или мнимого счастья в благополучии. Пусть не у всех, но у многих, не у единиц!
Солженицыну всегда казалось, что если будет соединение, объединение небезразличных людей, ценящих и любящих свое отечество, то через это Россия может быть спасена. Эта его надежда – жива. Так что, я думаю, читал ли Солженицына или нет, сознательно или подсознательно, любой подросток, кому небезразлична народная судьба, находится в круге, или потенциальном круге, читателей Солженицына.
– Какое главное семейное наследие осталось вам от отца?
– Наследие? Громкое слово. Пожалуй, главное, что я смог от отца взять, это увлечение делом, увлечение самой жизнью, которая нам дана одна, и дана она ради того, чтобы служить, чтобы быть полезным другим.
– Какое значение для вашей жизни, семьи имели вера и Церковь?
– Если кратко ответить – самое высокое значение, самое центральное место. В тридцати минутах езды от нашего дома были два промышленных городка. Это были поселки со значительным населением, по пятнадцать-двадцать тысяч человек. Еще в начале XX века из западного края дореволюционной России, из Белоруссии, из австро-венгерской Закарпатской Руси выезжали туда трудовые мигранты (равно как и из Польши, Ирландии, и из многих стран Европы). Открывали свои приходы, где уже их потомки, позабывшие русский язык, тем не менее сохраняли традиции. Даже служба звучала на церковнославянском.
Игумен Парамон (Голубка), прот. Николай Балашов, Степан Солженицын, Н.Д. Солженицына, прот. Николай (Чернышев). Фото: Дом русского зарубежья им. А. Солженицына / Facebook
Наличие такого прихода открыло мне возможность ходить в православную церковь с самых ранних лет, именно по-детски ощутить и полюбить богослужение. Один из наших детских учителей, семинарист Андрей Трегубов, затем ближайший друг семьи, духовный отец, был в 1979 году рукоположен и стал настоятелем одного из этих приходов – Свято-Воскресенской церкви в Клермонте (штат Нью-Хэмпшир). Он служит там до сих пор. Для меня он – пример человека с истинным жизненным призванием. При нем храм преобразился, вернулся одновременно и к корням православия (особенно в его иконах) и к истинному смыслу – служить, быть релевантным в своем времени и пространстве. Поэтому и богослужение постепенно при отце Андрее стало вестись на английском языке, для местных людей. Двери храма распахнулись всем, приход помолодел, создалась настоящая молитвенная община.
Православная вера – нечто большее, чем народная идентичность, ведь жертвенность Господа, Его воскресение – центральное событие истории всего человечества. Мне всегда органичным казалось, что русская культура – да, вся сквозь замешана на Православии, и даже немыслима без него, но Церковь при этом – универсальна.
Фото: solzhenitsyncenter.org
«Cлaдкaя» жизнь
Мapфинcкaя cпeцтюpьмa пpeдcтaвлялa coбoй нaучнo-иccлeдoвaтeльcкий инcтитут cвязи, гдe paбoтaли зaключeнныe-физики, -xимики, -мaтeмaтики. Этo eдинcтвeнный лaгepь Coлжeницынa, гдe eгo тpудoвoй дeнь cocтaвлял 12 чacoв (в ocтaльныx, нe бoлee 8) и пpoxoдил зa пиcьмeнным cтoлoм.
Уcлoвия жизни тaкжe были пpиличныe: пpocтopнaя кoмнaтa, oтдeльнaя кpoвaть, cтoл у oкнa, лaмпa, a пocлe paбoчeгo дня — paдиo, пo кoтopoму c пoмoщью нaушникoв пиcaтeль cлушaл oпepу. В oбeдeнный пepepыв Coлжeницын cпaл либo в oбщeжитии, либo нa улицe, a «в выxoдныe дни пpoвoдил нa вoздуxe 3-4 чaca, игpaл в вoлeйбoл».
Xopoшeй здecь былa и eдa: в гoлoдныe пocлeвoeнныe гoды в Мapфинcкoй cпeцтюpьмe был в избыткe xлeб, a кaждoму зaключeннoму дaвaли cливoчнoe мacлo и caxap. Нa зaвтpaкe мoжнo былo пoпpocить дoбaвку, oбeд включaл в ceбя мяcнoй cуп, a нa ужин дaвaли зaпeкaнку.
В кaчecтвe дуxoвнoй пищи зaключeнныe лaгepя пoлучaли книги, и нe тoлькo из мecтнoй библиoтeки, oни мoгли зaкaзывaть иx и из Лeнинcкoй.
Нeудивитeльнo, чтo тут у Coлжeницынa пpocнулocь жeлaниe твopить. Вoт чтo oн пиcaл cвoeй пepвoй жeнe o cвoиx литepaтуpныx тpудax: «Этoй cтpacти я oтдaвaл тeпepь вce вpeмя, a кaзeнную paбoту нaглo пepecтaл тянуть».
Тaк пиcaтeль и «пpopaбoтaл» в Мapфинcкoй cпeцтюpьмe мaтeмaтикoм, библиoтeкapeм и дaжe пepeвoдчикoм c нeмeцкoгo.
Стройки и секретные предприятия: Солженицын в трудовых лагерях
Александр Солженицын в «Марфино». Декабрь 1948. Фотография: solzhenitsyn.ru
Барак, в котором жили заключенные в ГУЛАГе. Фотография: belinkaluga.ru
Александр Солженицын в каторжном лагере. 1953. Экибастуз, Республика Казахстан. Фотография: belinkaluga.ru
Пять лет Александр Солженицын провел в лагерях под Москвой. Сначала его отправили в пункт Новый Иерусалим, где он работал на глиняном карьере, затем перевели в строительный лагерь на Калужской заставе.
Солженицын участвовал в лагерных кружках самодеятельности и даже хотел присоединиться к музыкальному ансамблю, который гастролировал по тюрьмам. По воспоминаниям об артистах этого коллектива он написал пьесу «Республика труда».Весной 1946 года из фронтовой части Солженицыну прислали положительную характеристику. В то же время появился слух, что Лаврентий Берия распорядился переводить заключенных с высшим образованием на особые засекреченные предприятия. Солженицын на свой страх и риск дописал в лагерной карточке специальность «ядерный физик». Вскоре его вызвали на допрос. Обман раскрылся, но Солженицыну помогло математическое образование: его направили радиотехником в Рыбинск, на авиационное предприятие, где работали осужденные инженеры. Комната на шестерых, горячая еда, 800 граммов хлеба и 40 граммов сахара в день — по меркам ГУЛАГа Солженицын попал в неплохие условия. Время от времени его переводили на другие предприятия. Дольше всего писатель проработал на спецобъекте в Марфино, где его назначили библиотекарем.
В 1947 году в Марфино привезли двух заключенных: философа Дмитрия Панина и литературоведа Льва Копелева. Они стали друзьями Солженицына и прообразами главных героев его романа «В круге первом». В этом же году писатель начал работать над поэмой «Дороженька» и повестью «Люби революцию». Хранить тексты было нельзя: автор запоминал их, а затем сжигал листы.
Весной 1948 года на спецобъект в Марфино отправили Николая Виткевича, переписка с которым и стала причиной ареста Солженицына. Прежняя дружба возобновилась. В том же году жена писателя Наталья Решетовская попросила развод: она устраивалась на работу в химическую лабораторию МГУ, и с осужденным мужем у нее было мало шансов получить эту должность.Из Марфино Солженицына отправили в Казахстан, где назначили каменщиком в лагере для политзаключенных. Там у писателя появилась идея — в подробностях описать, как проходит день осужденного, «тот самый день, из которого складываются годы».
Солженицын продолжал сочинять стихи. В начале 1950-х годов он создал произведения «Отсюда не возвращаются», «Отречение», «С верхней полки столыпинского вагона», «Каменщик», «Хлебные четки». Все тексты он по-прежнему запоминал наизусть. Срок заключения писателя кончился 9 февраля 1953 года.
Нобелевская премия, эмиграция и и возвращение в Россию
Газетная травля января-февраля 1974. Изображение: solzhenitsyn.ru
Александр Солженицын на церемонии вручения Нобелевской премии. 10 декабря 1974. Стокгольм, Швеция. Фотография: solzhenitsyn.ru
Александр Солженицын с сыновьями. 29 марта 1974. Цюрих, Швейцария. Фотография: colta.ru
В 1970 году Александру Солженицыну присудили Нобелевскую премию «за нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы». На церемонию номинант не приехал: опасался, что его не пустят обратно в СССР. Он слушал радиотрансляцию на даче своего друга — виолончелиста Мстислава Ростроповича.
Зимой 1970 года Солженицын закончил роман «Август Четырнадцатого». Рукопись тайно передали в Париж Никите Струве, главе издательства «ИМКА-пресс». В 1973 году сотрудники КГБ арестовали помощницу Солженицына — Елизавету Воронянскую. На допросе она рассказала, где хранится одна из рукописей «Архипелага ГУЛАГ». Писателю грозил арест. Опасаясь, что все копии уничтожат, он решил срочно публиковать произведение за границей.
Печать «Архипелага ГУЛАГ» вызвала большой резонанс: в январе 1974 года Политбюро ЦК КПСС состоялось отдельное заседание, на котором обсуждали меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына. В феврале писателя лишили гражданства «за действия, порочащие звание гражданина СССР» и выслали из страны. Сначала он жил в ФРГ, потом перебрался в Швейцарию, а вскоре решил переехать в американский штат Вермонт. Там писатель занялся публицистикой, основал «Русский общественный фонд помощи заключенным и их семьям».
Отношение к писателю в СССР смягчилось с началом перестройки. В 1989 году впервые опубликовали главы из «Архипелага ГУЛАГ», а через год Солженицыну вернули советское гражданство и наградили его Литературной премией РСФСР. Он от нее отказался, заявив: «в нашей стране болезнь ГУЛАГа и посегодня не преодолена — ни юридически, ни морально. Эта книга — о страданиях миллионов, и я не могу собирать на ней почет». Осенью 1993 года Солженицын и его жена совершили «прощальную поездку» по Европе, а затем вернулись в Россию.
Последние годы жизни Солженицын провел на подмосковной даче, которую ему подарил президент России Борис Ельцин. В июле 2001 года писатель опубликовал книгу о русско-еврейских отношениях «Двести лет вместе». В 2007 году Солженицыну присудили государственную премию «За выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности». 3 августа 2008 года писатель скончался, не дожив нескольких месяцев до своего 90-летия.
Выход из тени: «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ»
Александр Солженицын в дни опубликования «Ивана Денисовича» в «Новом мире». Ноябрь 1962. Фотография: solzhenitsyn.ru
Александр Солженицын с Натальей Светловой. 1968. Фотография: belinkaluga.ru
Писатель, главный редактор журнала «Новый мир» Александр Твардовский. Февраль 1964. Фотография: solzhenitsyn.ru
В 1961 году Солженицын передал в редакцию журнала «Новый мир» рукопись «Одного дня Ивана Денисовича».
Редактор «Нового мира» Александр Твардовский восторженно принял повесть и пригласил Солженицына в московскую редакцию. Договор на публикацию рассказа оформили по высшей ставке — один лишь аванс был равен учительской зарплате за два года. Почти год Твардовский добивался разрешения на печать. Он собрал отзывы авторитетных писателей — Самуила Маршака, Константина Симонова, Корнея Чуковского, попал на личный прием к Никите Хрущеву. Генеральный секретарь дал добро, решив, что «повесть написана с партийных позиций». В ноябре 1962 года «Один день Ивана Денисовича» вышел в 11-м номере журнала «Новый мир».
Произведение сразу стало популярным не только в Советском Союзе, но и за его пределами. Солженицына читали в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. Его приняли в Союз писателей и выдвинули на Ленинскую премию. Тогда Солженицын решил отдать в печать другие рассказы: «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка». Твардовский опубликовал их в «Новом мире» через несколько месяцев.Когда Хрущев покинул пост генерального секретаря ЦК КПСС, отношение к Александру Солженицыну снова изменилось. Его произведения негласно запретили издавать. Благодаря Твардовскому удалось напечатать только рассказ «Захар-Калита». Однако после этой публикации Союз писателей СССР принудил редактора «Нового мира» уволиться. «Есть много способов убить поэта. Твардовского убили тем, что отняли «Новый мир», — писал об этом Солженицын.
В 1966 году он закончил роман «Раковый корпус». Публикацию всячески оттягивали: просили переписать острые моменты, отказывали в печати. Солженицын даже написал письмо Брежневу: «Я прошу вас снять преграды с печатания моей повести «Раковый корпус», книги моих рассказов, с постановки моих пьес…» Ответа не последовало. Тогда писатель отдал копии произведения своим знакомым, и его напечатали в самиздате.
Солженицыну требовались помощники, чтобы перепечатывать тексты. Друзья познакомили его с Натальей Светловой. Вскоре они полюбили друг друга, и ради Светловой Солженицын второй раз развелся с женой.
Солженицын продолжал работать над «Архипелагом ГУЛАГ». Произведение о репрессиях в СССР было основано на воспоминаниях и письмах 227 заключенных, а также личном опыте автора. Когда работа завершилась, один экземпляр он переправил за границу через Александра Андреева — внука писателя Леонида Андреева. Он вспоминал: «И вот я получаю инструкции. Мне нужно было выйти на определенной станции метро и, увидев знакомого человека, войти за ним в поезд, притворившись, что мы не знакомы… Выйдя из метро, мы сели в его «москвич» и поехали по Москве… Он сказал: «Посмотри под сиденье». Там лежали две банки из-под икры, побольше и поменьше. В них, переснятый на 35-миллиметровую пленку, и хранился «Архипелаг».
У нас было правило – не шуметь до часу дня
– Каким было ваше детство в Вермонте (Кавендише)?
– Счастливое детство, просторное. Мы жили в лесной глуши, так что нельзя было увидеть дом соседа, да и соседи-то были не рядом, а за полкилометра, километр езды. Поэтому моя жизнь в дошкольные годы бурлила именно в самом нашем доме и на лесных тропинках вокруг него. Дома проходили занятия, на улице мы играли, со взрослыми (иногда с гостями, но чаще всего именно с бабушкой) ходили собирать грибы.
Летом был свой огород, пололи грядки, поливали, собирали укроп, огурцы, петрушку, морковь. И, конечно же, помидоры. Вспоминаю, как вечность, ежедневную поливку двадцати шести кустов помидоров в трех рядах, почва вокруг которых вся была затянута пластиком для удержания влаги. За время одной поливки можно было много о чем помечтать, что я и делал. Короче, маленький рай.
Степан Солженицын. Фото: ruspekh.ru
– В одном из интервью Наталья Дмитриевна рассказала, что вам запрещалось шуметь до часу дня. Это так? Какие порядки были установлены в вашем доме? Вас строго воспитывали?
– Мы с братьями (из которых я младший) как раз и были нарушителями лесного покоя. В будни в первой половине дня были в школе. А тут, во время летних каникул или на выходных, из-за пристрастия к баскетболу решили раз-второй выйти покидать мяч до полудня, нарушая этим не только общую рабочую атмосферу, но и создавая шум тем, что мяч бился о стену или металлическое кольцо.
Тут уже пришлось вводить правило: не раньше часу дня. И связано оно было с тем, что папа как раз писал главы до этого времени, это было его драгоценнейшее утреннее время, а после он уже делал работу, не требующую такой же сосредоточенности. Стыдно вспомнить именно то, что мы это прекрасно знали. Просто действовали эгоистично.
Вообще же, никак не помнится воспитание как строгое. Скорее наоборот, нами очень активно занимались: и сами родители, и бабушка преподавали нам математику, русский язык, мы писали диктанты, учили стихи, и еще они привлекали к нашему воспитанию и просвещению друзей семьи.
Солженицын с детьми.
Всё шло не от «вот чего нельзя», а от «вот что надо». Но и это было не как назидание, а пример, возможность просто понаблюдать и послушать. Немало мы усвоили и от приезжающих гостей, ведь к Солженицыну приезжали интереснейшие люди, кое-что можно было почерпнуть из разговора взрослых.
– Каким вспоминаете отца? Может быть, есть какая-то картинка в памяти: склоненный над письменным столом, беседующий за чаем…
– У меня их столько – картинок в памяти, далеко не одна. Стоящего за деревянной «кафедрой» (он иногда писал стоя, таких было две, одна в кабинете, а другая в летнем домике у пруда, спускаться туда пешком три минуты), косящего траву (и косы тоже было две – потяжелее деревянная, и полегче – металлическая). Играющего с нами в теннис, обучающего меня плавать. Конечно же, пишущего, за разными столами, в разное время года и дня, в зависимости от цели. Помню его красное кресло, где можно было найти его читающим по вечерам.
Помню то особое, малое счастье, когда я, как связной, носил редактуру между домом (кабинет мамы, «редакторский цех») и тем «прудовым домиком» (где писал папа, «авторская поляна»), и там я ждал, пока он подготовит какой-то свой ответ или страницы для мамы. А в это время я или собирал землянику, или о чем-то с папой говорил.
Солженицын в Вермонте
Помню, раз он говорил, что после восьмидесяти лет будет греться на солнышке, а работать буду уже я. Помню запах кофе в десять утра – это была утренняя рутина, папа выкраивал 15 минут в день, ловил новости по радио, по коротким волнам, и пил кофе. Помню папу идущего – выправка, но с маленьким бежевым записным блокнотом – мысли, наблюдения всегда у него ложились на бумагу.
Математик с душой писателя
Александр Солженицын на втором курсе физмата Ростовского университета. Декабрь 1937. Фотография: vverh-dm.ru
Окончание университета. Слева направо: Наталья Решетовская, Николай Виткевич, Кирилл Симонян, Лидия Ежерец, Александр Солженицын. 31 мая 1941. Фотография: solzhenitsyn.ru
Александр Солженицын и Наталья Решетовская. Апрель 1940. Фотография: litrossia.ru
В 1936 году Александр Солженицын окончил школу с золотой медалью, и его приняли в Ростовский государственный университет без вступительных испытаний. Он подал документы на физико-математический факультет. «Саня учился на математика не столько по призванию, сколько потому, что на физмате были исключительно образованные и очень интересные преподаватели. Занимался Саня много, учился не за страх, а за совесть. И ко всему Саня подходил очень организованно — заниматься так заниматься, учить других так учить», — вспоминал Эмилий Мазин, однокурсник и друг Солженицына.
Одним из преподавателей был математик Дмитрий Мордухай-Болтовской, который стал прообразом Дмитрия Горяинова-Шаховского в романе «В круге первом». Мордухай-Болтовской был почетным членом Сорбоннского университета и Нью-Йоркской Академии наук, но в СССР лишился всех званий из-за дворянского происхождения.
Чтобы заработать, студент Солженицын разгружал вагоны, а на старших курсах занимался репетиторством. Во время учебы в университете он не перестал заниматься литературой: стал редактором факультетской газеты, вступил в литкружок, создал свои первые произведения — «Ласточка», «Девятнадцать», «Эварист Галуа». «Был восемнадцатилетний Саня юнцом восторженным, весь светился правдоискательством, сочинял огромные поэмы в подражание «Мцыри», — вспоминал о Солженицыне писатель Борис Изюмский. В это же время молодой литератор задумал эпопею о революции и событиях Первой мировой войны. В 1937 году он изучил архивы и создал набросок романа «Август Четырнадцатого».Летом 1939 года Солженицын подал документы на заочное искусствоведческое отделение в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ). Вскоре он перевелся на факультет русской литературы, продолжая учиться и в РГУ.В университете Александр Солженицын познакомился со своей будущей женой — Натальей Решетовской. Они поженились на четвертом курсе, втайне от родных. Писатель вспоминал: «Здесь больная черта моей биографии. Я с мамой был дружен, всегда охотно помогал ей, по всем очередям бросался, ничего не требовал для себя, ни подарков, ни игрушек. Но, начиная со старших классов, стал отдаляться от мамы, стал самостоятельно строить свою жизнь. Совершенно несчастной была моя привязанность к Наташе Решетовской, мама ее явно недолюбливала, но из деликатности мне ничего не говорила, не пыталась влиять на меня, не лезла в душу, а я пользовался этим — живу как хочу».
В июне 1941 года Солженицын с отличием окончил РГУ и, досрочно сдав последний экзамен, уехал в Москву на сессию второго курса МИФЛИ.
Загрузка...
